Жертвы репрессий вспоминают сталинские годы

72-летняя Марал Дургарян вспоминает, как ее семья стала жертвой сталинских репрессий 1949г.  Их семью из 10 человек, репатриированную из Бейрута, как дашнаков сослали в Сибирь, где они прожили 7 лет. “Мы были 4 сестры, 3 брата, отец, мать и бабушка, мы из Муша. Сначала нас отвели в конюшню, где содержатся лошади, там все мы жили вместе, при 50 градусах мороза. Год спустя я стала ходить в русскую школу, мы получили образование, как-то так прожили”, - в беседе с “А1+” рассказала Марал Дургарян. Она вспоминает годы, в которые, как она характеризует, они существовали. “Мы ехали 13 дней в товарном вагоне. Не представляете, какая ужасная ситуация, когда человека увозят и бросают в сибирских лесах. Моя сестра была немного старше, шла туда где рубили леса, там была река, они спускали по этой реке бревна, очень многие там погибли, утонули, упали в воду”. Только в 1953г., после смерти Сталина, тысячи людей смогли вернуться домой. Среди них была и семья Дургарянов. Они вернулись в Армению в 1956г. “Когда приехали, у сестры началось воспаление легких, она умерла в 32-летнем возрасте, мои братья тоже умерли от воспаления легких”,  - вспомнила Марал. С 1994 г. 14 июня в Армении отмечается как день памяти граждан СССР, подвергнувшихся политическим репрессиям. Собравшиеся у памятника жерств политических репрессий СССР, отдавали дань почтения. “Сейчас в России есть список народов, ставших жертвами репрессий, среди которых нет армян, это обычно депортированные народы. Среди этнических депортаций СССР есть 4 армянских депортации – в 1937г., амшенские армяне, крымские армяне – были сосланы 9000 армян и большая депортация 1949г., число которых мы точно не знаем”, - в беседе с нами сказала этнограф Грануш Харатян. Закон Республики Армения о репрессированных, по утверждению Харатян, не действует. В этой связи она отметила: “У нас есть жалкий, беззубый закон о репрессированных, который должен решить жалкую социальную задачу, чего не делается – это скидки на транспорт, здравоохранение, медикаменты, коммунальные услуг и др. для репрессированных и их наследников, т. е. закон есть, но в действительности всего перечисленного – нет”. Этнограф с болью отмечает, что проблема не получает государственного звучания, в результате чего она выпадает из исследовательского, общественного внимания и политических процессов. Подробности – в видеоматериале.